Глава 7. Часть 2 – Что такая красотка здесь забыла, да ещё и ночью? – с лица мужлана не сходила похабная ухмылка, оголявшая чёрные зубы.
По внешнему виду ему можно дать лет сорок, двадцать из которых он не отлучался от бутылки.
– Отвали, урод, – как же она устала от мужиков, от идиотских подкатов. Почему нельзя было оставить её в покое? Это стало бы лучшим подарком в жизни.
– Люблю дерзких. Знаю я таких, как ты, – мужлан смачно шмыгнул носом, – вы сразу становитесь сговорчивее, увидев бабки. За сколько отсосёшь?
– А сколько ты берёшь за подобную услугу? Или мне у твоих приятелей спросить? Они, похоже, не раз тебя заказывали как шлюху.
Её не задевали слова мужлана. Он не первый пытался её купить или соблазнить, и как остальные терпел провал. Она сама выбирала партнёров, и всегда первая подходила «знакомиться». Имена и биография Спектру не интересовали – она бы всё равно не запомнила, да и не считала нужным засорять мозг всяким мусором. Этих людей она видела в первый и в последний раз, что было весьма удобно. Никто не пытался ограничивать её свободу. Никто не лез в душу.
– Шлюха поганая, – он, озверев, замахнулся на Спектру грязной, мозолистой лапой.
Мужлан хотел ударить её по лицу, но Каил, вскочив из-за стола, перехватил его руку. Миронов ощутил прилив ярости, которую раньше сдерживал. Он потерял над собой контроль.
Схватив нож с тарелки, Каил всадил его в кисть правой руки мужлана, пригвоздив к столу. Дровосек взвыл от боли, но Миронов сдавил его горло, не позволяя дышать. Он прижал урода к стене и ощутил своё преимущество.
Лицо мужика побагровело, а крохотные глазки вздулись как прыщи. Дровосек безуспешно пытался высвободиться с помощью уцелевшей руки. До этого Каил не чувствовал в себе силы, от которой вскипала кровь. Он держал громилу словно беспомощного котёнка.
– Рука тебе, ублюдок, больше не пригодится, – Каил проворачивал нож в кисти мужлана по часовой стрелке. Посиневшее лицо пьянчуги корчилось в муках, а поросячьи глазки судорожно бегали. – Я отрежу её. Не против?
Пьянчуга замотал головой, насколько позволяло ему положение. Он с пыхтением брызгал слюной, которая вспенивалась и вытекала изо рта, как у бешеной дворняги.
Каил ощутил власть над жизнью человека, которого за миг возненавидел. Он до побеления костяшек сжал горло дровосека от мыслей, что ублюдок хотел ударить Спектру. Никто не имел права прикасаться к ней. Никто не имел права причинять ей боль.
– А ну, отпусти его, – хозяин заведения наставил на Миронова дробовик. – Мне не нужны проблемы.
Спектра сидела в трансе, поражаясь происходящему. Наставница не ожидала, что в Каиле есть сила и склонность к жестокости. Ей это нравилось. Робкая улыбка не сходила с лица. Всю жизнь Спектра стояла за себя сама и было непривычно, но приятно ощущать себя под защитой.
– Пойдём отсюда, – наставница опомнилась и, поднявшись со стула, положила руку на плечо Каилу. – Оставь этого жалкого неудачника. Его жизнь и так наказала.
Миронов дышал глубоко, старался успокоиться. Он чувствовал, насколько сложно остановиться и не перейти грань между справедливостью и неоправданной злобой. Хотелось прикончить ублюдка, который поднял руку на любимую. Но заслуживало ли «животное» смерти за то, что росло среди грязи и не могло стать человеком?
Каил брезгливо отпустил горло мужлана. Дровосек рухнул на колени и панически хватал ртом воздух, прикрывая шею руками. Если бы не Спектра, Миронов не совладал бы с гневом. Если бы не она, он не испытал бы гнев.
Наставница повела Каила на улицу, придерживая за плечо. Испуганный взгляд людей был обращён на них и провожал до выхода.
Свежий воздух остудил пар, и спустя десять минут Миронов недоумевал от своего поступка. Он решил, что из-за усталости и напряжения помутился рассудок. К жестокости Каил не был предрасположен и улаживал неприятности мирным путём. До сегодняшнего дня он так думал, а сейчас не был уверен в доброте сердца.
Поросшая тропа привела к озеру, которое притаилось в тени деревьев. Вода на удивление не покрылась льдом. Лунный свет робко проглядывал через тучи и придавал глади бирюзовый оттенок. Огни колонии, дремлющей на дальнем берегу, разливали золотистые блики по озеру, а шелест камышей и песнь сверчков ласкал уши и сердце. Время здесь остановилось, отделяя пристанище умиротворения от шума вечно спешащей вселенной.
– Я и сама могла справиться, – начала разговор Спектра, прогуливаясь вдоль берега, усеянного разноцветной галькой.
Она рассматривала отшлифованные камушки и желала убежать от странного чувства, щекочущего душу.
– Знаю, – Каил улыбнулся, – но я хотел за вас заступиться.
Спектра не сдержала улыбку. Душу переполняло мягкое тепло, которое не удавалось заглушить. Ей нравилось находиться рядом с Мироновым, хотя в этом она бы и под дулом пистолета не призналась. Он был одним из немногих, кто не вызывал раздражение, а временами даже забавлял.
– Ну раз так, мог хотя бы с ним понежнее быть. Бедолага всю оставшуюся жизнь будет видеть тебя в кошмарах. Если, конечно, вообще сможет уснуть!
Встретившись с Каилом взглядом, она замерла. У него были красивые чёрные глаза. Необычный оттенок для человека со скандинавским типом внешности. Как же она раньше это не замечала…
– Понежнее, значит? Моя наставница этого бы не добрила.
Ему нравилось называть её своей. Он и не помнил, когда последний раз было так отрадно: проблемы забылись, а мир ограничился одной Спектрой. Наконец, не нужно опасаться за жизнь, убегать от медиков и Главного. Пусть только в этот вечер.
Волны накатывали на берег, шептали. Каилу здесь нравилось. Пустынность всегда навевала одиночеством, но со Спектрой он никогда не чувствовал себя одиноким. До вступления в «Синтез» Каила не покидало ощущение, будто чего-то не хватает. Он был среди людей, с людьми, однако, не там, где хотелось бы, и не с теми. Сейчас всё встало на свои места.
– Выходит, наставница виновата в том, что нас не пустят в трактир, – она рассмеялась, с трудом отведя взгляд от Миронова.
Спектра поймала себя на мысли, что ей приятны черты его лица. Каил хоть и вырос в колонии, но обладал внешностью, которой позавидовали бы многие из элиты. Они злоупотребляли пластической хирургией, чтобы добиться идеальной внешности, и тратили несколько миллионов в год только на подтяжку лица. Над Мироновым природа словно посмеялась, подарив красоту и отправив чахнуть в уродливом месте, где дар никто не оценит.
Наставница подняла камушек и пустила по глади озера. Галька всего два раза с бульканьем подпрыгнула и нашла приют на дне. Спектру раздосадовала маленькая неудача и захотелось переловить жаб, которые «насмехались» над фиаско.
– Ну и ладно. Нам не в первый раз ночевать под открытым небом, – он тоже рассмеялся.
Наставница вспомнила, как обнимала Каила у костра. Это было ошибкой, ведь он мог неправильно понять. Нежность ей была чужда. Она не знала нежности.
К Спектре никогда не относились с трепетом, и она вычеркнула это слово из лексикона. Её предавали, и она перестала ждать верности. Её швыряли словно куклу, и она обозлилась. Когти того, кто долгое время был жертвой, всегда острее заточены.
– Тину ты также защищал? – она слишком долго таила внутри недовольство.
Миронов был не лучше остальных – развлекался с бывшей в то время, как Спектра рисковала собой ради его спасения. Ей было безразлично прошлое, но только если оно оставалось в прошлом, а не перетекало в настоящее.
Каил протяжно вздохнул, усмиряя недовольство. Нет его вины в том, что он жил до Спектры. Любил до Спектры. В свою очередь, его не интересовало, со сколькими мужчинами была наставница. Он не зацикливался на мелочах. С ней он чувствовал себя живым – остальное не имело значения.
– Тина подобные места не посещала, чтобы пришлось её защищать, – Каил сделал вид, будто упрекает Спектру. Хотя, он не видел причины для осуждения. Была бы наставница примерной женщиной, не покидающей «футляр», то не вызвала интереса. – Честно говоря, с Тиной было невероятно скучно.
Наставница размахнулась и с плеском пустила ещё один камень по воде. Она обрадовалась, что Каил считает Тину скучной. Хотя, какое ей дело, как он относится к бывшей? Он просто боец, подчинённый, низшее звено, и нельзя об этом забывать.
– Вкус у тебя на девушек отвратительный, – Спектра легонько ткнула его в плечо, и отвернулась за очередным камушком.
– Сейчас вы сами себя оскорбили…
Он запнулся и притих, разволновавшись, что Спектра поймёт намёк.
– Что? – наставница не сразу вникла в смысл его слов.
Каил промолчал. Подхватив камень, он со всей силы запустил его по воде. Всё неправильно. На войне нет места для любви.
Как будто в подтверждение этому, в небе заплакала чайка.
Да чёрт со всем. Если идти, то до конца. Пусть узнает, отвергнет и станет легче. Исчезнет надежда и, быть может, получится жить без мыслей о Спектре.
– Насчёт Тины… – он поймал тревожно-грустный взгляд наставницы, которая встрепенулась от одного имени. – Я не спал с ней тогда. Она пыталась меня соблазнить, но у неё не получилось. Моё сердце принадлежит другой.
Спектра выронила камень и замерла с приоткрытым от изумления ртом. Она всеми способами отрицала, что Каил говорит именно о любви к ней. Не могла же она так влипнуть!
Он пытался угадать, о чём думает Спектра: не поняла или выбирает способ для убийства. В голову то ли храбрость ударила, то ли коньяк, и он решил, что не хочет оставаться в неведении. Сделав шаг к наставнице, он бережно взял её за руку. Тело покрылось мурашками от прикосновения к холодной, нежной коже.
У наставницы тут же сработал рефлекс, и она захотела отдёрнуть руку, но что-то останавливало. Спектра с ужасом поняла, что ей нравятся прикосновения Каила. Надо было прикончить его в доме – тогда бы не случилось этой беды. Смачную пощёчину он точно получит, когда найдутся силы, чтобы отпустить руку.
Он осторожно потянулся к её губам. Спектра захотела бежать и не оглядываться до самого «Синтеза», оставив Миронова позади. Она бы придумала трогательную историю о том, как новобранец потерялся, а то и погиб. Если бы только получилось сдвинуться с места…
Спектра закрыла глаза и ощущала его дыхание на своих губах. В голове крутилась всего одна мысль: «остановись, дура, пока не поздно». Сердце колотилось, и наставница решила, что заболела. Иного объяснения быть не могло – она ведь неспособна чувствовать. Господи, точно с ума сошла.
Раздался грохот, и вспышка ослепила глаза даже через закрытые веки. Наставница резко отпрянула от Каила, выхватив свою руку из его.
На расстоянии шага стоял механик и смотрел на Спектру, а та озлоблено глянула на него. Миронов проклинал робота за то, что он появился в неподходящий момент – за секунду до поцелуя.
– Не нападайте на механика.
Наставница хотела перейти от испепеляющего взгляда к атаке, но теперь, вскинув брови, задала Каилу безмолвный вопрос.
– Механик не тронет, если вы не будете нападать. Он безобиден.
– Ах вот, значит, как! Уже выучил повадки своих друзей?
Спектра быстро перешла от нежности к злости и думала: как же повезло, что механик вовремя появился и уберёг от ошибки. С этим юнцом она не могла иметь ничего общего.
– Да… Нет, не выучил. Просто поверьте мне. Пожалуйста.
– Ты на стороне механиков. Как я могу тебе верить?
– Дайте мне руку.
– Ни за что, – она сверлила Каила взглядом. – Своих любимых роботов за руку бери.
Миронов неодобрительно покачал головой и, глубоко вздохнув, схватил наставницу за кисть и, пока любимая не вырвалась, дотронулся до механика.
Произошла вспышка, и Каил резко устремился вверх. Он летел на высокой скорости, рассекая атмосферу, и в этот раз не слышал голосов, не испытывал эмоций. Миронов знал, что ждать, и не боялся.
Темнота рассеялась, и он увидел металлическую комнату без мебели. Пахло машинным маслом и чем-то незнакомым, но приятным – похожим на аромат свежеиспечённого пирога с малиной. Не увидев Спектру, Каил понадеялся, что она осталась возле озера, а не потерялась по дороге. Искать её было проблематично. Дороги он не знал и не мог путешествовать без помощи механика.
Он поднялся с пола, скривившись от резкой боли в левом плечевом суставе. Приземляться на руку было не лучшей идеей – повезло, что не сломал, а то Спектра долго смеялась бы перед тем, как добить.
Каил ничего за жизнь не ломал и никогда не болел. Отец Тины называл его везунчиком, хотя Миронов просто был осторожным. Со Спектрой везение не помешало бы, а то ежечасно приходилось гадать: доживёшь или не доживёшь до утра.
Стены комнаты усеивал серебристый орнамент, элементами которого были буквы Z. Множество Z размером с сантиметр собирались в одну полуметровую. Больших приходилось около пятидесяти штук на стену и размещались они впритык друг к другу в несколько рядов.
Устремив взгляд вверх, Каил с удивлением обнаружил, что в комнате нет потолка. Вместо него виднелись миллионы золотых крапинок, разбросанных на малиново-синем просторе. Они переливались, сверкали и казались жутко одинокими. Миронов твёрдо стоял на полу и не мог приблизиться к звёздам. Присмотревшись, он понял, что от них отделяет прозрачное стекло.
В углу комнаты раздался скрип, от которого Миронов вздрогнул. Он забыл о механике, скромно притаившемся в полумраке. Робот внимательно рассматривал парня, медленно, со скрежетом поворачивая голову то вправо, то влево.
Каил подошёл к нему и замялся. Разговаривать с механиком бесполезно, а читать мысли в спокойной обстановке Миронов не умел. Он бы хотел узнать, куда попал и как вернуться, но не мог.
Осознав, что игра в «гляделки» с роботом ни к чему не приведёт, он направился к двери. Створки разъехались в стороны, стоило ему подойти впритык. За ними был коридор, лампочки в котором одна за другой автономно зажигались перед Каилом. Он ступал аккуратно, не желая потревожить обитателей.
Слева показался небольшой балкон с металлическими решетчатыми перилами, о которые облокотился Миронов. Отсюда открывался вид на помещение с табличкой «Ферма». Оно было настолько огромным, что Каил на его фоне казался песчинкой. На стены и пол фермы крепились стеклянные прямоугольные контейнеры, численность которых превышала тысячу. Они были затонированы в белый цвет, и по размеру не превышали стандартный шкаф.
От каждого контейнера шла силиконовая трубка к огромному, идеально гладкому шару на потолке. В его отражении Каил видел себя и сотню механиков, которые трудились на ферме. Роботы следили, чтобы трубки не засорялись, и непонятная жидкость перетекала в металлический шар.
Было тихо, и только звук, похожий на рычание мотора, доносился до ушей. Он заглушал мерный цокот, исходивший от шара. Миронов смотрел на ферму с высоты девятого этажа, и радовался, что роботы не замечают его присутствия. Он размышлял над тем, что здесь происходит. Ни единой мысли в голову не приходило.
Его пробрала дрожь – температура была как в холодильнике. Каил сунул руки в карманы и случайно выронил монету. Она с цокотом упала к ногам и покатилась к краю. Миронов с замиранием сердца следил, как она наворачивает круги, и боялся, что любое движение, даже вздох, подтолкнёт монету к пропасти.
Копейка, как назло, нырнула в фабрику. Акустика в помещении оказалась замечательной, и каждый удар о стеклянные контейнеры громоподобно отозвался.
Механики среагировали на шум и одновременно посмотрели на Каила. Он неловко улыбнулся и подумал, как лучше поступить: немедленно скрыться или же попросить прощение на языке пришельцев, если такой существует.
Роботы с продолжительным скрежетом, один за другим опустились на колено. Абсолютно все преклонили голову и замерли как статуи. Каил растеряно обернулся в поисках того, кто спровоцировал реакцию.
Он никого не обнаружил за своей спиной.
