Если он останется Миронов приземлился на берегу озера, пошатнулся, но устоял. Каил выглядел значительно лучше, чем в прошлый раз, и не испытывал страха. Новая жизнь всё меньше его поражала: погони и путешествия чёрт знает куда сейчас казались обычным делом. Душевное равновесие нарушало одно событие – убийство человека. Каил помнил, как выстрелом подписал смертный приговор медику и даровал жизнь Спектре, а ведь мужчина лишь орудием в руках настоящего злодея и просто исполнял приказ. Тогда Миронов был уверен в правильности своего поступка, потому что враги заслуживают смерть. Сейчас он не знал, кто для него враг: чёрные медики, «Синтез» или роботы.
– Ты в порядке? – наставница подошла к Каилу и внимательно заглянула в глаза.
– Всё отлично.
– Я рада, – Спектра довольно ухмыльнулась и отвесила звонкую пощёчину.
Миронову показалась, что нижняя челюсть безнадёжно вывихнута. Недовольно посмотрев на Спектру, он дотронулся до подбородка и убедился в его невредимости.
– За что?
Каил сам знал ответ на вопрос и ему не верилось, что он сегодня чуть не поцеловал Спектру. Игольчатый покров у наставницы колючее, чем у ежа, и ранит всех, кто жаждет близости. Миронов был психом, раз влюбился в человека, который скорее убьёт, чем приголубит, но ещё хуже, что Каил не хотел лечить безумие. Он видел в наставнице ускользающее от глаз других. Он видел женщину с изорванным, но сильным сердцем.
– Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь хватать меня за руку, когда тебе вздумается. Больше никогда ко мне не прикасайся!
Спектра злилась, но объектом ненависти был не Миронов, а она сама. Наставница переживала, что в следующий раз никто не прервёт уединение и случится непоправимое. Её душа хотела вопреки правилам и страхам сдаться в плен, в то время, как разум понимал всю опасность запретных отношений. Тело желало Каила, и от каждого прикосновения хотелось наброситься на Миронова, в порыве страсти разорвать на нём одежду, искусать, исцарапать…
– Я думал, вы не против.
– Ещё как против. Можешь хоть целиком облапать Тину, а меня оставь в покое!
Душа наставницы кровоточила от мыслей, что он вернётся к бывшей, но это нормально – очередная жертва во имя «Синтеза», во имя войны.
– Я ошибся. Извините, – он оставался спокойным.
Лучшее, что он мог сделать – это принять её слова и не спорить. Он не хотел стать подобием Тины и опротиветь Спектре. Миронов понимал, что поторопил события, и готов проиграть бой, но не сдаться. Огонь в нём не угас – вспыхнул ярче, словно подлили керосина.
– Ладно. То было недоразумение. Ты выпил, вот тебя и понесло на нежности, – для себя Спектра не нашла оправдания.
– Вы правы, это недоразумение.
Если бы она только понимала, как много значило «недоразумение» для Каила. Хорошо, что не ведала.
Наставница успокоилась и была рада, что Миронов подтвердил мысль. Какая-то потаённая часть её души хотела, чтобы он сознался в чувствах и, быть может, она перестала ощущать себя одинокой. Хотя, Спектра одиночество рассматривала как свободу и дорожила им.
Безопаснее оставаться к Каилу равнодушной. Увы, с эмоциями сложнее, чем с врагами из плоти и крови – чувства имеют препаршивое свойство воскресать даже после тысячного убийства.
– Ну, рассказывай. Что на этот раз видел? – она села на корявое бревно у воды, прикрывая лицо от ветра. Её волосы походили на языки пламя, танцующие с ветром под луной.
Каил хотел выложить всё, как на духу, но вспомнил предыдущую попытку сказать правду.
– То же самое. Звёзды, шар, железных птиц. Ничего особенного, – Миронов не умел врать и повезло, что наставница сейчас не желала докапываться до правды. Он сел рядом, устремив взгляд вдаль. – А вы чем занимались без меня?
– Думала, как попасть в Эдемион.
– И как? Появились идеи?
– Появились. Солдаты прилетят на бой с механиками, и мы обратно улетим с ними. Сейчас найдём высокое здание, сядем на крышу и будем высматривать вертолёт.
– И сколько придётся ждать? День, два, полгода? Мы окоченеем раньше, чем он прилетит.
– Сколько потребуется. Но ты можешь не ждать. Иди к своей Тине – всё равно от тебя никакого проку. Только мешаешь.
– Ну, ждать – так ждать.
Они посидели несколько минут возле озера и затем отправились на поиски высокого здания. Побродив около часа по улицам, они остановились подле единственной девятиэтажки в колонии. Здание рассекало небо и выглядело гигантом по сравнению с приземистыми двухъярусными домишками. В нём жили преуспевшие колонисты – иначе говоря, воры в законе.
Отыскав на стене выцарапанный пароль к кодовому замку, они проникли в подъезд. Лифт не работал более пятидесяти лет из-за отсутствия электричества, и пришлось по лестнице подниматься на девятый этаж.
Проход на крышу преграждала деревянная дверь, закрытая на замок. Миронов вспомнил, чему учили приятели не самой чистой репутации. Он несколько раз ударил ногой в районе замочной скважины, и старая древесина дала трещину. Звук удара не привлёк внимание – у жильцов предостаточно своих дел и даже выстрел не выманил бы людей из квартир.
Миновав лестницу в пять ступеней, они отворили ещё одну дверь и вышли на крышу.
С высоты мир виделся иным. Сонную колонию покрывал туман и дома казались игрушечными, а звёзды близкими, но по-прежнему недосягаемыми. У Каила закружилась голова и он сел на каменный блок посередине крыши.
Спектра высоты не боялась и подошла близко к краю. Мир казался ей ничтожным, как и проблемы, душевные терзания. Она чувствовала себя свободной хищной птицей, которую никто не держал в клетке, и она вольна лететь в любые дали – туда, где нет войны и прогнивших людей. Вот только полёт для Спектры был бы одноразовым и не к солнцу.
Ветер свистел, пронимал до дрожи озябшее тело. Наставница куталась в кожанку и держала открытыми слезящиеся от холода глаза. Она не хотела пропустить вертолёт, гул которого боялась не услышать из-за сильного ветра. Её подбадривала мысль о скором возвращении домой. В «Синтезе» всё встанет на круги своя, и впредь никакие чувства не потревожат душу. Там будет не до Каила.
– Вы не замерзаете? – Миронов даже на расстоянии видел, как она дрожит.
Ему тоже зябко, но он к холоду привык. Ночь тёплая, от силы минус тридцать градусов, а Каил и при более низкой температуре ожидал утро на улице.
– Нет, всё отлично, – соврала Спектра, крепче обхватив себя руками.
Она плохо переносила холод, что некстати в стране вечной зимы. Сейчас она всё отдала бы за чашку горячего чая.
Миронов снял с себя пальто, подошёл к Спектре и накинул ей на плечи. Наставница схватила пальто за края, и закуталась в него, как в тёплое, мягкое одеяло. Каил, стоя за спиной, осторожно обнял её за плечи, чтобы согреть. Спектра была ледяной, как айсберг, и не оттолкнула Миронова.
Он устремил взгляд вперёд, на заснеженную колонию с мельтешащими людьми-точками. Со Спектрой он забыл о страхе высоты и наслаждался моментом. Тонкий свитер не спасал от холода, но Каила это не волновало.
Наставница рассеянно смотрела вдаль, погрузившись в мысли. С Мироновым она чувствовала себя спокойно, как будто он мог защитить от всего мира. С ним уютно, словно он не чужак.
– Мне тут нравится. Видно колонию, в которой я вырос, – Каил желал рассказать о себе, обо всём, что пережил. Хотел, чтобы любимая знала его мысли, грёзы – он ей доверял и впервые за пять лет не боялся впустить человека в душу. – Удивительно, там прошла вся моя жизнь, улицы до боли родные, а я не хочу возвращаться. Да и мне некуда возвращаться, я ведь никому не нужен, по мне никто не скучает. Наверное, я не заслуживаю любви.
Спектре знакомо ощущение, будто все бросили, оставили одну сражаться с целым миром. У неё нет тыла, в который можно вернуться после войны, поэтому она не мечтала о полном уничтожении механиков – тогда бы исчезла единственная причина жить.
– Не говори так. Ты заслуживаешь любви даже больше, чем другие, – она положила голову на грудь Каилу.
Казалось, чёрные тучи стали немного светлее, приобрели серо-голубой цвет с розовым оттенком вдали, который бывал только перед бурей. Снежинки срывались с неба и плавно опускались на землю, украшали волосы, дарили колонии запах свежести. Снег прятал под собой несовершенства мира.
– Не заслуживаю. Я не всегда был таким, как сейчас. Жил без цели, искал счастье в женщинах, точное количество которых и не припомню. Был ничем не лучше тех лесорубов из трактира, – он прижал Спектру сильнее.
С ней не страшно даже рухнуть вниз – главное, вместе.
– Ты лучше них. Они – животные, которые никогда не осознают свою никчёмность. И я тебя понимаю. Когда-то я тоже пыталась найти счастье в мужчинах. Все, кто мог, уже осудили меня.
– Я осуждать не стану. Если это приносило вам счастье, то хорошо. Человек должен быть счастлив – это единственная обязанность.
– Я никогда не была счастлива, и мужики – последнее из того, что приносило радость, – она усмехнулась, вспоминая всех желающих сделать её счастливой. Утром у них это стремление куда-то исчезало, поэтому Спектра уходила до рассвета.
– Вы никому не открывали душу? Не любили?
– Любовь – это чушь. Знаешь, сколько раз я слышала любовные клятвы? Тысячу, не меньше. Так почему я всегда была одна?
– Мало только услышать. Надо ещё и ответить.
– Да кому нужна моя любовь? Мужчинам бы только засадить мне, да поглубже. Всем плевать на мои чувства.
Раньше она ощущала себя котёнком, которого любят, пока он не доставляет неприятностей, а за царапину выкидывают обратно под дождь. Мужчины с ней только играли, хотели обладать как вещью, красивым аксессуаром. Теперь играла она. Избавлялась от мужчин прежде, чем успевала надоесть.
– Не всем.
Спектра подняла голову и встретилась с ним взглядом. Каил едва заметно улыбался.
До ушей донёсся гул. Наставница устремила взгляд в небо и увидела вертолёт, который приземлился через несколько кварталов отсюда. Спектра радостно улыбнулась и, вернув Миронову пальто, спешно покинула крышу и вышла на улицу. Она быстро миновала три квартала, и, не дожидаясь Каила, забежала в подъезд хрущёвки, на которую приземлился вертолёт. Наставница боялась не успеть и обрадовалась, когда, открыв дверь на крышу, увидела знакомые лица.
Грокс на пару с Касандром сражались с роботами и уже штук десять уложили. Из них вышла неплохая команда, и Спектра почувствовала обиду из-за того, что её с лёгкостью заменили. Она – лучшая, но Главного и посредственные солдаты устраивали.
– Дай-ка мне оружие, – обратилась она к запасному бойцу, который прятался за каменным блоком.
Он рад видеть Спектру, однако, не спешил делиться чипами.
– Ну, в чём дело? – она желала поскорее оказаться в бою. Наставница скучала за адреналином, приходящим во время схватки с механиками. Он как наркотик.
– Так это, не велено, – голос бойца дрожал. Паренёк опасался разгневать Спектру, но ещё сильнее боялся Главного, который отсечёт голову за неповиновение.
– Что за хрень? Кем не велено? Я капитан, и я отдаю приказы.
– Главным не велено. Многое изменилось. Вы пропали… и… ну это… вы больше не капитан.
– Ну да, конечно. И кто ж, интересно, капитан?
– Грокс.
– Этот полудурок? Да ты шутишь, – она рассмеялась. – Чтоб Грокс, да капитан? У него ж мозгов, как у червяка.
– Зря вы так про капитана…
– Считай, твой новый капитан ушёл в отставку, потому что я вернулась. Отдавай оружие и проваливай.
Боец замотал башкой, прикрывая лицо и отклоняясь от Спектры. Он не мог добровольно отдать оружие, иначе потом не сносить головы.
Наставница выхватила у него из рук пистолет с чипами и не стала бить ущербного, который не уяснил с первого раза, кто его капитан. Она с наслаждением ринулась в бой, ощущая, что Каил перестал волновать и чувства к нему будто испарились.
Грокс и Касандр почти одновременно салютовали ей, не отвлекаясь от борьбы с роботами. Когда последний механик был отключён, наставница с Мироновым и остальными солдатами села в вертолёт. В пути она ответила на вопросы о том, где была и почему долго не возвращалась, однако, опустила подробности о встрече с Тиной. Она не хотела сеять панику среди бойцов, нервы которых и так на пределе. Многих пугала нынешняя ситуация: роботы становились сильнее и численность их росла на пару десятков в неделю, а в полку солдат не прибывало. Все понимали, что «Синтез» обречён и оставалось ждать, когда роботы прорвутся в город.
