28 декабря. Утро Прошла неделя с тех пор, как Миронов вернулся в «Синтез». Главный трижды задавал однотипные вопросы, на которые Каил отвечал заученной ложью: утверждал, что и не думал о побеге, а завод самовольно покинул, потому что, не сумев прочитать мысли роботов, запаниковал. Он умалчивал о Тине, о храме механиков, о полёте к железным птицам, и надеялся, что Спектра не выдаст тайну. С наставницей не разговаривал на протяжении недели. По утрам в столовой встречался с ней взглядом, но любимая тут же скрывалась в коридоре. Миронов волновался за неё, скучал и время тянулось мучительно долго. Каждодневные тренировки не развеивали тоску, и он был готов лезть на стену, чтобы выбраться из клетки под названием «Синтез».
Каил нещадно избивал грушу, когда в тренировочный зал вошёл Чистильщик. Поглядев на старания, смерч демонстративно зааплодировал:
– Молодец, сильные бойцы нам нужны.
– Не ради вас стараюсь.
Миронов даже не посмотрел на мужчину и продолжил наносить удары. Внутри поселился зверь, злящийся из-за разлуки с любимой. Всю неделю кулаки чесались и едва удавалось не ввязываться в драки.
– Ради Спектры? Я видел, как ты на неё смотришь. Глупый мальчишка, нашёл в кого влюбиться! Ей никто не нужен, а ты тем более.
– Сам знаю.
Каил от досады ударил грушу, представив на её месте лицо Чистильщика.
– Значит, тебя не расстроит, что Спектра больше не твоя наставница. Ты ей надоел, и она тебя бросила. Отдала мне на воспитание.
Миронов остановился и посмотрел на мужчину, расплывшегося в ухмылке. На мгновенье показалось, что смерч ревнует Спектру.
– Не верю. Она бы так не поступила.
– Зря. Это в её стиле: наиграться и бросить. Можешь сам у неё спросить, – Чистильщик нарочно запнулся. – Ах да, она же тебя избегает.
Каил подавил злость, не желая радовать этого гада. Мужчина гнусно, омерзительно, подло врал, ведь не могла наставница оставить, ещё и на попечение монстру.
– Впрочем, я пришёл сказать, что с завтрашнего дня эксперименты продолжатся. Будешь читать мысли механиков. Снова и снова. Пока не получится.
– Не хочу вас разочаровывать… Хотя нет, хочу. У меня никогда не получится прочитать мысли. Это же бред. Все знают, что у механиков нет мыслей.
– Меня не обманешь. Ты либо сдохнешь, либо прочитаешь мысли! Меня устроит любой вариант.
Мужчина покинул зал и Каил с облегчением выдохнул. При разговоре с Чистильщиком казалось, будто смерть нежно шепчет на ушко и превращает кровь, бегущую по венам, в ледяной виски.
Миронов, не раздумывая, направился в жилой отсек, где располагалась комната наставницы. Если Чистильщик не соврал, то можно хоть к чертям разнести «Синтез» и себя в придачу. Каил старался для Спектры, был готов изменить себя, предать себя, убить себя. Если она с лёгкостью выкинула его, как потрёпанную игрушку, то предыдущая неделя, даже месяц, не имели смысла. Чёртова борьба не имела смысла.
Он подошёл к её двери и сперва робко постучал, но, когда ответа не последовало, отбросил стеснение и затарабанил.
Миронов колотил около минуты, прежде чем отчаялся, и сел под дверью, обхватив голову руками. Ожидание было худшим из состояний – из-за него Каила посетили мысли про свою никчёмность и про безразличие любимой. Неужели, он ошибся, и все нежные взгляды наставницы, все улыбки были просто игрой?!
Вдали коридора появилась Спектра. В строгом пиджаке чёрного цвета она выглядела, как капитан из стали: ледяной и неприступной.
Она удивилась, заметив Миронова под своей дверью, и не стала избегать его:
– Что ты здесь делаешь?
– Вы отказались от меня? Это правда?
Спектра не хотела оправдываться, но повелась на щенячий взгляд Каила и, недовольно поморщившись, открыла дверь. Она жестом пригласила парня зайти.
Каил изумился, увидев её обитель. Он думал, что у всех бойцов непримечательные комнаты с одной белоснежной кроватью, шкафом и тумбочкой, но Спектра явно исключение. «Синтез» умел быть благодарным и по достоинству отплачивал лучшим бойцам.
Запах ванили, обволакивающий комнату, расслаблял и уносил тревоги. Стены покрывали багровые обои, а пол переливался золотом. Потолок зеркальный и в нём отражалась вся комната. Посередине стояла массивная кровать викторианской эпохи с узорами на спинках, покрытая махровым одеялом. Изысканная люстра в классическом стиле тускло освещала комнату, отбрасывая тени от статуэток львов, которые красовались на столе. Стену украшала коллекция холодного оружия, находящаяся за стеклом. В неё входили и незамысловатые с виду ножи, и кинжалы с искусной гравировкой. На глаз Миронов прикинул, что экспонатов около ста.
Из спальни вели три двери: одна преграждала путь в гардеробную, а другие отделяли от ванной и личного зала для тренировок. Каил и сам бы спешил вернуться в «Синтез», если бы предоставили подобное жилище.
– Я так понимаю, Чистильщик не соврал. Что я сделал не так? Почему вы отказались от меня?
– Дело не в тебе. Я не могла поступить иначе, но ты не поймёшь.
Спектра суетливо подбирала слова, отведя глаза в сторону. Она не могла сказать правду.
– Сколько же раз слышал эти фразы… Я только из-за вас вернулся в «Синтез», а вы не можете объяснить причину? Просто взяли и бросили, как надоевшую вещь?
– Безопаснее, если меня не будет рядом.
Каил усмехнулся. Очередная отговорка с налётом благих намерений. Если с кем и безопасно, то со Спектрой.
– Дело в неудавшемся поцелуе? Будем честны, вы тоже этого хотели. Я не дурак, и всё вижу и чувствую.
– Не хотела. Ты застал меня врасплох, вот и всё. Да, ты мне надоел, вот поэтому я от тебя отказалась! Ты глупый мальчишка и нам с тобой не по пути.
Она прищурилась, но Каил не испугался. Он уже ничего не боялся, потому что всё, имеющие смысл, потерял. Слова Спектры приводили в ярость, он почти ненавидел её. Ложь, сплошная ложь и дурацкие причины. Если такова плата за преданность, то к чёрту хорошие манеры.
– Хотя бы себе не ври, – Миронов медленно подошёл к ней, нарушая личное пространство. Он резко притянул её за талию. Сердцебиение наставницы ускорилось, она не отводила взгляд от Каила, глаза которого агрессивно-возбуждённо блестели. – Оттолкни меня или убей, если не прав. Мне уже всё равно.
Спектра не могла и слова произнести. Тело, находясь во власти Миронова, откликалось на каждое прикосновение. Теперь он понимал, какое влияние над ней имеет, и, ухмыльнувшись, как мартовский кот, провёл рукой по её шее, вызвав на коже мурашки. Наставница прикрыла глаза, стараясь совладать с дыханием. Она должна сейчас же оттолкнуть парня, но всей душой хотела быть с ним, обнимать, целовать…
Он запустил руку в её волосы, растрепав идеально собранный хвост. Сжал пряди в кулак и притянул к себе голову. Впился поцелуем в желанные губы и ощутил, что в комнате стало адски жарко. Сердце колотилось и, казалось, в любой миг остановится. Теперь Каил не собирался отступать. Даже если в комнату войдёт Главный или начнётся наводнение, он всё равно не отпрянет от уст.
Наставница не смогла побороть соблазн и обхватила Миронова за шею, с силой прижимая к себе. Он подхватил любимую на руки, пронёс через всю комнату и кинул на мягкий диван, а сам расположился сверху.
Сорвал с неё пиджак и швырнул на пол. Пуговицы звонко разлетелись по паркету. Спектра запустила руку под его майку, провела ногтями по спине, причиняя тянущуюся, приятную боль, и выгнулась под Каилом, чтобы быть как можно ближе к распалённому телу. Ей нравилось ощущать себя в его власти, хотя раньше не позволяла мужчинам быть сверху. Другие не пробуждали страсть, но с Мироновым в наставнице проспалась нимфоманка. Она хотела отдаться ему, чтобы делал всё что угодно, лишь бы оставался рядом.
Привязанность пугала её. Ещё никто не имел над ней столько власти.
Миронов жадно осыпал поцелуями губы, шею, и напористо провёл рукой по талии, направляясь к застёжке от лифчика.
– Стой, – наставница с трудом отстранилась от него. – Нам нельзя. Это против правил.
– К чёрту правила.
Он целовал подтянутый живот, заставляя её постанывать, и опускался ниже.
– Уходи!
Каил, недоумевая, посмотрел на Спектру.
– Я не могу предать «Синтез», поэтому отказалась от тебя. И я не изменю своё решение, – она подняла с пола пиджак и накинула на плечи.
Миронов вздохнул и облокотился о спинку дивана. В голове не умещалась слепая преданность организации.
– Удивительно. Как можно быть невероятно смелой на войне, но такой трусихой в любви?!
– Я ничего не боюсь. Просто я не способна любить даже себя. И дело тут не в страхе.
– А в чём?
– Ты никогда не будешь у меня на первом месте. Война и «Синтез» всегда будут важнее. Я десять лет потратила, чтобы выбиться в ряды лучших солдат, а с тобой мы знакомы всего месяц. Меня только восстановили в должности, и я не хочу напрасно рисковать. Ты для меня ничего не значишь.
Она боялась, но, сознавшись в страхе, приняла бы свою слабость. Каил чувствовал, что любимая недоговаривает, и с трудом подавлял злость. Он ощущал себя беспомощным. Знал: никакие слова не изменят решение наставницы, не изменят её характер. Спектра оставалась одна не из-за того, что не встретила нужного человека, а потому что быть с кем-то противоречило её сущности.
– Ну, я не удивлён. Вы правда хотите, чтобы я ушёл?
Она не желала отпускать Миронова, но отгородить его от себя единственное правильное решение. Спектра испытывала душевную боль и хотя бы поэтому должна оказаться достаточно сильной, чтобы дать ему уйти. Если он останется, то умрёт и её погубит, а ради страсти не стоит отдавать жизнь.
– Да, хочу. Если хоть что-то ко мне чувствуешь, то, пожалуйста, не ищи встречи. Забудь, что мы вообще знакомы.
Миронову будто в сердце всадили копьё с ядовитым наконечником. Он хотел остаться рядом со Спектрой, но не устраивало быть одним из сотни бойцов, ничего незначащих для неё.
Каил, не попрощавшись, покинул комнату. Всё сказано, и он чувствовал себя разбитым. Мир будто взорвался, и красота превратилась в пепел. Не увидеть больше Спектру – вот, чего Миронов боялся. Не увидеть больше Спектру – вот, чего хотел.
Он оставался сильным, ведь механики рассчитывают на него, но даже спасение жизней сейчас казалось пустым.
Миронов не мог быть в «Синтезе». Он заскочил к себе в комнату и, надев джинсы, свитер и чёрную кожаную куртку, пришёл в гараж. Залез в багажник автомобиля, на котором бойцы через полчаса собирались ехать в колонию, чтобы зачистить завод от останков роботов. Когда машина двинулась с места, Каил почувствовал боль в груди – на душу словно уронили булыжник, мешающий дышать. Он хотел быть рядом со Спектрой, но не мог. Оставшись, опротивел бы ей навязчивостью и запомнился, как один из надоедливых мужиков.
Спустя час, автомобиль затормозил, и бойцы скрылись за дверьми завода. Миронов подождал пять минут, затем вылез из багажника и направился в сторону колонии. Одиночество невыносимо. В прошлый раз он шёл по дороге с наставницей – каждое деревце, каждый камень напоминал о любимой. Её призрак ступал по пятам и пробуждал воспоминания о днях, когда не всё было потеряно. Тогда Каила наполняли надежды, а сейчас не осталось ничего, кроме убийственной пустоты.
Он не заметил, как пришёл к знакомым улицам колонии. Миронов ненавидел здесь всякую щепку, букашку и без угрызения совести сжёг бы «чистилище» к чертям. Каил выделялся на фоне падших – он словно ангел, но с дьявольски злым взглядом. Он шёл против толпы, не различая грязных и уродливых лиц. Люди задевали плечами, бесстыдно толкали, но Миронов продолжал идти. Посередине улицы колонисты словно зажали в тиски, и он хотел взвыть от ненависти к колонии, к людям и к своей жизни.
Каил растолкал «животных» и вырвался из стада, скрывшись в подворотне. Из толпы, оставшейся позади, доносились мерзкий смех, плач, сбивчивая речь, напоминающая кудахтанье. Голова разрывалась от шума, и Миронов погрузился в себя, продолжая брести в забвении.
Он пришёл к истлевшему дому. Каил сюда часто прибегал в детстве, когда искал уединения от внешнего мира.
Миронов со скрипом открыл дверь, придерживая за створки. Здание сохранило спустя десятилетия запах дыма. Если загробная жизнь существовала, то здесь призраки каждую ночь устраивали карнавал, незримый для глаз живых людей. В детстве Каил слышал голоса – шёпот, похожий на шум ветра, и боялся оставаться в доме на ночь. Он помнил рассказы о пожаре. Двадцать лет назад здесь погибли шестнадцать колонистов, которые не сумели выбраться из комнат и задохнулись от дыма. Их тела настолько обуглились, что родные матери не смогли опознать, и останки похоронили в братской могиле.
Примостившись в углу подле окна, Каил принялся ждать. Клонило в сон, но парень не смыкал глаз и наблюдал, как день перетекает в ночь.
Миронов почти отчаялся, когда открылась дверь и в комнату вошла Тина. Она вскинула брови и расплылась в улыбке, но, заметив, что Каил находится в убитом состоянии, насторожилась.
– Что случилось? – бывшая села рядом и всматривалась в глаза.
– Всё нормально. Мне просто некуда идти.
Тина обняла Миронова, желая утешить. Он не оттолкнул девушку и почувствовал себя виноватым перед ней. Оказалось, боль отверженного не забывается быстро, а с каждым днём терзает сильнее. В голове поселяется вопрос: почему именно я, за что? И ответа нет.
– Прости. Прости, что бросил тебя, ничего не объяснив. Ты не заслужила этого.
– Глупенький, я давно тебя простила, – Тина улыбнулась. – Ты совсем замёрз. Пойдём к нам. Обещаю, медики не причинят вреда.
– Ты правда знаешь, кто я и почему связан с механиками?
Бывшая кивнула.
– Пойдём.
